Рассказы от Ершишко:
ПАЦАН И РЫБА
С позиций взрослой логики и «здравого смысла», наверное, невозможно объяснить детское поведение. Мотивацию. Цели. Смыслы.
Что заставляет, ни с того, ни с сего, не взирая на погоду, потащиться за 8 километров в степь, прийти на знакомое место, посидеть там …. И пойти обратно? Цели? Нет цели. Было – «просто пойти». И это было больше, чем цель.
Зачем идти из школы самым причудливым маршрутом, что бы всего лишь, зайти, постоять под интересным деревом? Или, постоять, посмотреть на листья в незнакомом месте?
Или, за 10 километров, поднявшись в три часа ночи, с пустыми руками (без ружья или фотоаппарата), бежать на далекую степную запруду… посмотреть до восхода кто из перелетных там отдыхал этой ночью. Гуси? Чомги? Гагары? Или никого?
«Смысл» такого похода состоял в следующем. Бесшумно прокрасться по оврагу до гребли (запруды), потом, осторожно, чтобы не вспугнуть залезть на греблю, и …. И просто смотреть. Смотреть, как отдыхают на воде дальние, загадочные и диковинные гости…
К чему это я?
Да к тому, что непонятно зачем, для чего и с какой целью я оказался на довольно далеком , наглухо заросшем элодеей и ряской рукаве нашей речки.
Конец мая. Начало лета. Купаться там было нельзя. Рыбу ловить не собирался (да и не слышал от кого-либо, что бы она там была).
Просто приперся.
Лазил по зарослям. По ивовым джунглям вдоль берега. Пока (за чем-то) не нашел не заросший кусочек открытой воды. Он как-то отличался. Чем-то. Но, не только тем, что был не заросшим…
Остановило. Уселся между ивовых кустов и «впав в прострацию» уставился в воду.
Умбристая, прозрачная вода. Глубина – метра полтора. Видно илистое дно. Окошко начиналось от моего берега и тянулось метров на 6 поперек речки, почти до другого берега. Метра 4 по ширине. Слева и справа окошка – таинственные, густые заросли элодеи. Над элодеей одеяло ряски.
Не знаю, сколько там сидел. И думал ли? О чем? Вряд ли. Просто - смотрел.
Почуялась, ощутилась странная волна на воде. Вода как бы зашаталась, зашевелилась…
… из элодеевой, темно – зеленой таинственности выплыла Рыба. Сазан.
Меня ударило каким-то ветром, я онемел, помер, ожил и замер… Таких рыб я не видел. Наверное, меня бы не так снесло, если бы я увидел слона. Или леопарда. Ягуара или мостодонта… Я читал про китов, акул, про других больших рыб (кит, хоть и млекопитающее, но для меня он все равно был рыбой), только все это не у нас, где-то в очень далеких и дальних реках, морях и странах. А у нас – плотва, красноперка, едва больше ладошки… такие же окуни. Ерши, пескари, уклея… те еще поменьше. Ну, иногда щуки. Поймать щуку сантиметров 30-40 длины – это Событие. Достижение лета. А тут… Сазан!!! Больше метра длиной! Плавал в окне, шатал зеркало воды и вокруг…
Потом, из элодеи вышли еще два.
Потом еще.
И еще…
И вот уже больше десятка громадных рыбин просто плавают в нескольких метрах от меня…
Я видел у них каждую чешуйку и плавничок. Видел их глаза. Видел как у них шевелятся губы и жабры. Я видел как они плавают. Легко. Просто. Естественно. Они плавали только в окне. Не убегая, не прячась, не кормясь. Они плавали без смысла. Просто плавали. Но только в окне. И я их смотрел.
Подводный мир и так был для меня таинственнее самого потустороннего… а тут, рядом, совсем рядом, плавали те, существование которых, моя детская фантазия просто не вмещала.
Сколько продолжалось это потрясение, сказать не могу даже примерно. 5 минут, полчаса, полтора –не знаю. Но, налетел ветер, погнал рябь, и видимость пропала.
Но они-то, остались там?
Рассказать друзьям-знакомым-сверсникам-приятелям ? Не поверят. А если поверят? Я же не смогу рассказать ВСЁ и ТАК!
Пацаны часто всякую фигню придумывают. Может, и посмеются как над фигней. Зачем рассказывать. Эту Тайну я оставил себе. А Тайн у меня было много.
Вот и сейчас… рассказал – как не рассказал. Перечитал, не передалось…
Привет от отца.
Странные существа эти вОроны...
Время метаться в поисках корма для птенцов, а они кувыркаются в теплом матровском небе, играют, шалят, развлекаются...
Март. Мне лет 12 иду из школы. Заворожено и ошалело слежу за парой вОронов, которые изумительно играют кувуркаясь и шатая воздух...
Это отец мне сказал, что птенцов вОроны выкармливают зимой. А в апреле молодняк уже на крыло становится. Отца два года как нет. А вот увидел вОронов и вспомнил. Да. К 12 годам я уже видел гнезда и птенцов всех птиц обитающих в Ростовской области. А вот гнезда и птенцов вОрона - не видел. Отец сказал, что в марте у них еще птенцы.
В каком-то тихом и хорошем настроении прихожу домой. Хозяйка вся перепуганая, заикаясь, сообщает:
- У нас нещастье!
У нее всегда нещастье. Рассыпались спички - нещастье. Порвалась газета - нещасье.
- Какое нещастье? - спрашиваю.
- К нам волк пришел!
- Какой?
- Там, в сене...
Я цепенею... Какой волк в сене? Бросил сумку с учебниками, и на улицу.
- Тапор возьми, штоп не съел!!!
Да какой там топор! Внутри уже чот знало про этого волка...
Сено из стога дергают обычно в одном месте. Так получается сначала нора, а потом, к весне, в эту нору "падает крыша" и образутся как бы закрытый с трех сторон, уютный уголок без крыши.
Подошел к остаткам стога. Да, там, в уютной середине, действительно лежал волк. Размером со среднюю овчарку, еще не тронутый весенней линькой. Но... по шерсти, по морде, по всему было видно, что он очень старый и что ему совсем плохо. Чо он пришол?
И тут опять вспомнил рассказ отца...
Сразу после войны, волков было очень много. И их отстрел всячески поощрялся. Кроме денег, давали еще талоны на 2 кг гречневой крупы и на какие-то промтовары... по моему, на кирзовые сапоги. Ибо в магазинах было пусто. За щенков платили как и за взрослых.
Какие-то знакомые отцу мужики нашли логово, и забрали волчат. Отец купил у них одного. Оставил у себя. Волчонок жил у него как на свободе. Только без родителей. Естествено, ни цепей, ни каких привязываний отец не допускал. Волчонок жил совершенно свободно. А так, как дом стоял в километре от деревни, то и ни кто ни кому не мешал. Волченок рос, уходил в степь. Возвращался, снова уходил....
Отец тоже уезжал из этого дома, потом возвращался, опять уезжал... А два года тому, уехал навсега. И теперь тут жил я. Мне 12 лет и я стою, смотрю на этого волка, который прожил свою волчью жизнь как следует.
Я прекрасно ощущал, ближе какого расстояния подходить нельзя. Волк не боялся меня, я не боялся его. Он был очень усталый и сонный. Но живой и спокойный. Я - удивленный и тоже спокойный. Он лежал в сене, как самая большая и самая живая весточка от отца. Долго смотрел на него, не зная что делать. Потом ушел в дом.
Утром волка в сене не оказалось. Он ушел. Он правильно сделал што пришол. Отец мне так привет передал.
А когда утром шел в школу - в небе опять плескались и кувыркались вОроны. Я молча рассказал им про волка которого сначала спас, а потом прислал ко мне отец. А вОроны это знали и без меня. Они кружились и кувыркались. И им было хорошо. А еще они знали, что и с волком все в порядке. Потому как у него особая судьба. И я согласился. А еще они сказали, что родители должны кувыркаться в небе. Иначе еда, которую они принесут своим птенцам, на пользу им не пойдет. Странные существа эти вОроны....
БЕЗ НАЗВАНИЯ
... А потом, накрыли во дворе стол, развели костер, жарили мясо и долго, много и возбужденно пили...
Утро было серое и холодное. Северное, немношко дождливое утро середины окрября.
Я проходил мимо их дома, когда один из работников очень тяжело блевал под стенкой, весь в какой-то пыли и паутине... еле стоял на ногах, держался за стенку... Второй, в это время тож, как призрак, в пыли и паутине выплыл на крылечко отлить... Странное было утро.
Вчера мои соседи по брошеной деревне - партия экспедиции "леспроекта" привезли медведя. Убили его гдет неподалеку, на брусничнике.
Из машины (военный, тентованый ГАЗ-66) вытаскивали за лапы, вниз спиной. Голова запрокинуто болталась, глаза были еще почти живые.
Занесли на мостки (эт настил из досок во дворе), положили. Надо было снимать шкуру, а для этого, надо, что бы медведь лежал на спине. На спине медведю лежать не получалось. Он все время заваливался набок. Тогда его положили на правый бок, а левые лапы привязали проволокой к остаткам забора. Лысые пятки двухгодовалого медвежонка смотрели вверх и в них было чот по-децки беспомощно-беззащитное. Шерсть на животе, в паху, была какой-то редкой и трогательной.
Напару, Татарин с Колькой в два ножа, разрезали ей (это была медведица) штаны, кожу на животе, и начали радевать.
Правильно говорят, што медведь без шкуры похож на человека. На женщину. Сильные, округленные грудны мышцы напоминают девченочью грудь. Живот плоский, квадратиками пресса, руки, ноги, такие же как у чела - только более мускулистые.
А она и была девочка. Ей два года было. Когда на брусничнике она встретила своих ангелов смерти.
Я незаметил, как ее раздели пости всю.
Она лежала на своей окровавленой шкуре с распростертыми руками и раздвинутыми ногами.
С прострелеными ребрами и с еще пока своим лицом.
С которого еще не сняли кожу.
Ее простреленые ребра ни как вязались с ее глазами.
Они были почти живые и удивленные.
Это была девочка.
Лесной чел.
Лесной чел. Как написано щас у меня в профиле. Вот и она была лесной чел. Только она была девочка. И ей было два года. И с ее лица еще не успели снять кожу. Она уже лежала на своей коже, но это как-то воспринималось не так. А вот снимать кожу с лица... И лицо у нее было гораздо интереснее, чем у тех, кто расстрелял ее из автомата на брусничнике. И поэтому, они снимут кожу с ее лица.
Какая-то непонятка-жуть кружила, шаталась, было... гдет везде и вплотную, рядом... что не так что-то. Чот неправильно. Что не должна она тут так лежать. А лежит. Почемуто. Я не стал ждать, пока начнут снимать кожу у нее с лица.
От приглашения на ужин отказался. Пошел к себе.
А там накрыли во дворе стол, развели костер, жарили мясо и долго, долго, долго пили...
Дмитрич писал(а):
Ну, Ершишко! Ну, старина, ну ты даешь!
Я снимаю свою шляпу.
Нет, ребята, обратите внимание как это написано. Так и повеяло пришвинской теплотой…
А какие слова и обороты:
«Умбристая, прозрачная вода»
«Потом, из элодеи вышли еще два»
«Эту Тайну я оставил себе. А Тайн у меня было много.
Вот и сейчас… рассказал – как не рассказал. Перечитал, не передалось»
Я еще долго мог бы петь здесь дифирамбы, приводя цитаты и анализируя написанное, да времени к сожалению нет. За мной еще висят так и не написанные два отчета о рыбалке в Кременчуге, да и другое по мелочам. Очень много времени уходит на переписку в личке. Ну да ладно – прорвемся.
zalata_yuriy писал(а):
рассказы интерестные и читаются с лёгкостью, правда последний навеял какуюто то грусть...
Ершишко писал(а):
Спасибо, Дмитрич !
Я рад, что мои рассказики оказались принятыми, и что люди, читая, улавливают то, зачем они писаны...
ГУСИ
Мингалей жестоко болел спохмелья. Судя по его вздохам и стонам, он, лежать не мог, не то, что вставать и тем более - работать. Наш начальник, инженер-таксатор Зеленка (фамилия – Зелененко), мелкий, жалкий и не убедительный, суетился возле больного Мингалея, пытаясь поднять экспедиционного водителя…
- Мингалей Тимиргалеевич, мы в лес поедем?
- Не поедем.
- Почему?
- У меня переднее колесо на трех футорках.
- И что это значит?
- Уйди отсюда.
- Мингалей Тимиргалеевич!
- Ну иди… и посмотри сам.
Зеленка идет смотреть футорки. Радостный, что не послали дальше. Больной Мингалей облегченно вздыхает. Но куда там!!! Через пару минут влетает обалдевший Зеленка:
- Мингалей Тимиргалеевич! Почему у вас в кабине гусь? Закрыт… и клюв синей изолентой перемотан...
- Штоп не убежал.
Мингалей застонал, поднялся, сел на спальник, обхватив голову руками…
- Мигалей Тимергалеевич! Что за гусь?
- Коля, иди отсюда.
- …….
- Не. Коля. Друх. Схади за водкой.
Коля, сам раненый зеленым змеем смешался, спутался…
- Не пойду!
- Коля, выпиши червонец. Я сам съежжу.
- А футорки?
- Чо футорки? Этож ЗА ВОДКОЙ!! Этож не на работу. Ты чо, не понимаеш?
Коля, обмякший и немного даж радостный, достает два червонца. Поворачивается ко мне:
- Ну … если в лес не получается, ты как?
Я достал две пятерки.
Мингалей, скрипя всем телом, кое как оделся, залез в экспедиционный УАЗ-452…
- А гусь? – заорал Зелёнка.
-Чо гусь? Не знаю.
Мингалей вернулся быстро. Привез 3 бутылки водки, банку маринованных огурцов и буханку хлеба.
Открыли две тушенки. Достали кружки.
- Так чо гусь? – не терпел Зелёнка.
Мингалей разлил по пол кружки. Выпили. Поковыряли закуску. Они закурили. Я трещал соленым огурцом.
- Миногалей, так чо за гусь?
Мингалей еще налил. Опять выпили. Опять они покурили и Мнгалея отпустило.
- Вчера ночью еду из Тат- Кудаша. Там прудик небольшой. Ну, я был капитально вмазанный. Смотрю. В свете фар дорогу переходит стадо гусей. Ну я, естественно, по газу. Хотел по стаду. Так они успели. Прошел по хвосту. Остановилсе. Выхожу. Один есть. Лежит. А рядом другой стоит. Целый. Ну, и как бы поднимает его. Которого я сбил. Смотрю. Не могу понять. Зачем он этого поднимает и с дороги стаскивает. Как человек. Ладно, думаю. Хер с тобой. Я сбитого заберу. Коля!!! Я с ним два часа воевал! Меня этот, который в кабине – ел! Он меня всего поклевал! Но я его победил. Хоть и вмазанный был. Еле стоял. Посадил в кабину. Замотал клюв. Изолентой. Штоб не кусалсе. А того в кузов бросил. Коля!!!Люди так друг друга не защищают!
Мы с Колей сидели и слушали.
- Ну и что ты будеш делать с тем, который в кабине?
Мингалей ни чо не ответил. Налил еще. После длинной паузы решил:
- Поеду отпущу где взял.
- А футорки?
- Коля, ты дурак?
Допивать не стали. Мингалей смотался в Тат – Кудаш, выпустил гуся и привез оттуда еще две бутылки.
Сбитого, воровски оскуб в чехол от спальника и запек под ведром. Оставшуюся и новопривезенную водку допивали «под гуся». Пьяненький Зелёнка много хохотал и подхихикивал, и даже пытался острить:
- Мингалей, а ты гуся так и выпустил с завязанным клювом? Или развязал?
- Иди в жопу, Коля.
Очень плотно чувствовалось… тонко, но глубоко, эти гуси что-то сделали с Мингалеем. Чего-то задели. Коснулись. Переворошили. Или разбудили… Не заню.
СВЕТ В АВГУСТЕ
База была в Кухтыме (Пермской области), а объект был недалеко, километров за тридцать. По экспедиционным меркам, это практически рядом, «за огородами».
Август. Она должна была приехать на несколько дней. И приехала. Встретил ее с поезда.
- Ну ты и загорела!!!
- А я еще на море после тебя поеду!
- Отмываццо, штоле?
- Посмотрим…
Остроносая блондинка, пианистка с известной русской фамилией, в Кухтыме она выглядела как Екатерина Марта Скавронская…
В экспедиционный «шестьдесят шестой», она как-то не могла устроиться, хоть и весила меньше пятидесяти килограмм, все как-то, слегка не так было, чот не складывалось…
Равиль довез нас, сколько смог, дальше дорог не было, и не надо.
Август.
Вечер.
Горы.
Лес…. Что такое оставшихся 10 километров? Она шла в кроссовках, я в керзачах. Не важно, что еще лето…
- Что читаешь сейчас?
- Щас с табой на табор двигаюсь…
- А на таборе что читаеш?
- Последнее? Фолкнер. «Свет в августе».
- И что скажеш?
- Похож на Сэлинджера. Только тоньше и жестче. Или на Болдуина.
- А ты на лешего похож. Зарос как демон…
- У Врубеля демон тщательно выбрит. И неплохо пострижен.
- Ну, тогда, ты скорее на его «Пана» похож, только сопилки не хватает…
Странный разговор. Ни о чем. Ни про что. С ней так всегда было. А ведь… приехала, и мы должны были решать о свадьбе…
На следующий день, я предложил пойти за грибами. Ведро, в рюкзак папку со снимками, и налегке, чтоб недалеко.
- А ты грибы когда-нибудь собирала?
- А это сложно?
Дзынь-скрип… дзынь-скрип… свистит-звенит ручка ведра. Август. Тишина.
Хрустнет иногда сухой сучек под ногой… и опять… дзынь-дзынь…
Грибов немного. Специально стараюсь идти по местам, где грибов нет.
Здынь-скрип… в ведре пяток случайных подосиновиков… Мы ходим часа полтора уже. Сели отдохнуть. Август. Почти не лето. В воздухе что-то кружит и закручивается… Толь пружинка, то ли что-то нервное. Достаю папку, снимки, раскладываю… смотрю на снимки. Потом по сторонам. Опять на снимки…
- Что случилось?
- Похоже, мы вышли из своих кварталов. На этот участок у меня снимков нет.
- И что это значит?
- Пока не знаю.
- А когда будеш знать?
- Пошли на сопку.
Пошли. Для чела неискушенного лес он весь одинаков… Деревяшки. Да еще и набрались наглости – растут!
В ведре пять подосиновиков. Мы на вершине.
- И что?
- Ни чо. Похоже, что это не наш участок и снимков на него у меня нет.
- И что это значит?
- Это значит, что я не знаю, как выходить.
- Как?
- Ну так.
- Это значит, мы заблудились?
- Похоже.
- И как мы теперь будем поступать?
- Обычно. Пойдем вниз. Искать воду. По ручью выйдем к реке. Река тут одна.
- И сколько времени на это уйдет?
- Не знаю. Дней 10. Может больше. Может меньше.
- Ты издеваешся? У меня билеты на море через три дня!!!
- Ни куда море не убежит. А тебе будет приключение на всю жизнь.
- Да хто ты такой, что бы отменять мои поездки? Чтобы решать, что для меня важней?
- Не огорчайсе. На следующий год поедеш.
- Да я в этм году поеду!!! Я сама сейчас выйду! Без тебя! Ты же вон, в трех соснах заблудился! Пока!!!!
- До свидания.
Театральное движение, порыв, стремление.. . но, куда идти?
Я не отговариваю и не останавливаю. А самой рвать в тайгу – еще более опасно, чем даже с таким, который заблудился в трех соснах…
- Что мы будем есть, где мы будем спать эти десять дней?
- А почему десять? Может больше. Может меньше.
- Тогда идем сейчас же!!!!
- Успеем. Куда спешить?
Девушка подбирается, набирается всего, чего может и очень, очень, очень много слов, слез, криков, воплей, соплей и топаний…
- Яблоко будеш? У меня есть в рюкзаке.
Нет. Ей сейчас не до яблока. Она рассказывает мне обо мне. Жаль, что нет под рукой кинокамеры. Смоктуновский и Высоцкий в роли Гамлета были бледнее… менее выразительны. Меньше чувств было. Экспрессии, динамики ноль.
Она вышагивала по полянке как по сцене, монолог лился на предельных нотах эмоционального накала. То тише, то громче, то стенания, то злость…
- Ладно. Не ори. Ребята услышат.
- … - она сначала осеклась, остановилась. Потом… потом что-то щелкнуло, переключилось… упал занавес.
- Мало собрали. Всего пять подосиновиков. Чот у нас плохо с грибами.
У нее закончились не только слова, но и похоже чувства, силы, всё, что может кончаться.
- Да ладно ты. Не переживай. Тут до табора метров триста. Пашли.
Августовские ночи очень тихие. Это была в сто раз тише самой тихой.
На следующий день я связался с Равилем и он встретил нас там, где кончались-начинались дороги.
- Я всё поняла.
- Да нормально всё.
- Странный август.
- Ага. Как у Фолкнера.
- А кто из нас негр?
- Оба наверно…
- Ты мне больше не напишешь?
- Ни знаю.
- Я всё понимаю.
- Нормально!
СУМЕРЕЧНАЯ ТРОПИНКА В ЛОГОВО
Северная Карелия. Август.
Компанией из пяти челов, в четырех палатках мы жили на острове, странно прилепленном к северо – восточному берегу лесного озера.
Озерцо было небольшое. Метров 800 х 500. Тянулось с востока на запад. С юга, запада и востока оно было окружено не старым, живым болотом. С севера крутая, длинная сопка, заросшая старым темным ельником.
Ребята занимались кто чем. Кто собирал бруснику, кто грибы, кто рыбачил. Я занимался чем попало, включая охоту.
На табор все возвращались в разное время, готовили еду и в разное время ложились спать. И это было хорошо. Ни кто ни к кому ни чем не был привязан. Все предоставлены сами себе. И это было здорово. И разговоров за «общим котелком» было не особенно много. Значит, больше могли слушать.
Вот про это «слушать» и надумалось рассказать.
Наш первый поздний августовский вечер на острове. Густые, живые сумерки. Где-то на болоте плачет ребенок.
- Уаааааааа……- пауза.
Через несколько секунд, с другого конца болота , ребенку отвечает волчий вой:
- Ыуууууууууу…..
До ближайшей деревни километров 30 лесом...
Ребята немеют от удивления:
- Чо это?
- Волк с ребенком разговаривает – смеюсь.
Десять минут, полчаса, «разговор» ребенка с волком продолжается. И совершенно ясно, что это они между собой… О своем чем-то. А вот они уже вроде как поменялись местами. Уже волк воет оттуда, где плакал младенец, а младенец отвечает там, где выл волк…
- Кто это???
Я пожал плечами. Зачем? Пусть им будет Живая Тайна. Их у них и так совсем мало…
Ну сказал бы я что это гагара. Птица такая. Красивая очень. Размером с гуся. Только клюв длиннее и острый… Зачем?
На следующий вечер, едва стемнело, «волк с ребенком» опять начали перекличку. В поздних сумерках это было сочно и сильно…
И на следующий вечер… только вдруг, фальшивому волку ответил настоящий. Резко, коротко, но по настоящему. Потом еще. И еще. Короткий волчий рык. Потом тявки разных настроений, модуляций и громкости. Метрах в 500 от острова у подножия сопки.
- А это хто?
- Другие волки. Компанию собирают. Нас есть будут – шучу.
- Так в августе они не нападают! Сам говорил!
- Да не. Просто. Живут они тут. Вот и опщаюццо.
Когда все разбрелись по палаткам и уснули, стал вслушиваться. Тявк. Глухой, короткий рык. Опять несколько тявков…
Дошло. В пятистах метров от нас – логово. И первые дни они старались молчать. Или просто мы их не слышали…
Утром всем рассказал про логово. Порекомендовал ни при каких делах не подходить близко. Мол, при угрозе волчатам родители способны на всё. Тут их и август не остановит. Убедил.
Днем ребята опять разбредались по своим делам. А ночью, когда все засыпали, можно было делать самое интересное. Вслушиваться, внюхиваться, вчуиваться, вживаться в густую жизнь ночи.
…. Иногда прилетал быстрый, узкий, короткий ветерок. Коротко обозначался, делал свое дело и прятался. Где-то далеко случался большой ветер. Тоже, что-то там несколько секунд-минут делал и затихал…
Гагары выли и плакали своими потусторонними голосами. Неожиданно, но приятно, плескалась в озере большая рыба. Со свистом прилетали утки. Пара журавлей изредка подкурлыкивала с болота. Такое впечатление, что это они кряхтели переворачиваясь во сне. Интересно, а как они спят? Не разу ни видел спящего журавля. Куда они ноги девают? Представляю, лежит на боку, голову на мох положил, глаза закрыл, длиннющие ноги вытянул… спит. А кряхтит, когда на другой бок поворачивается. А как он поворачивается? Еще смешнее… умора.
Но, интереснее всего было слушать логово. Тихие, детские тявки волчат. Короткие, беззлобные рыки взрослых… Притягивало и затягивало. А перед засыпанием, это слушание давало совсем интересный эффект.
Палатка становилась логовом. Рядом, вокруг, бегали волчата. А я, лежа на боку, чувствовал себя их мамой. Волчицей. И на животе у меня были соскИ. Мои волчата, тыкались мордочками мне в живот, молочка попить, а я им строгим голосом говорил:
- Август уже. И вы уже большие. И нету у меня молока.
А то, сам становился волчонком. И мамой для меня была сопка, густо заросшая старыми, черно-зелеными елями. Я сначала терялся, а потом «нырял в маму» и у меня начиналась другая жизнь…